когда не видишь просвета,
не можешь к нему кричать,
не можешь требовать света:
тебе слишком трудно понять,
зачем к нему обращаться,
не даст ни на что он ответ,
о стенку башкой хоть стучаться
ты можешь десятками лет.
к нему мысли ты обращала,
молила и плакала ты,
кричала, кричала, кричала
из самой большой пустоты
раз десять, а может и двадцать,
а может и сотни уж раз –
с тобою не хочет он знаться,
как, впрочем, ни с кем из нас.
в чём смысл тогда обращений,
всех криков, молитвы и слёз?
не выбраться из ощущений,
что создал он нас не всерьёз,
а словно пустую игрушку,
что и не любил никогда:
то вытрясит как погремушку,
то бросит, забыв на года.
игрушки глядят в изумленьи
и видят создателя их,
и думают все в потрясеньи:
так любит детей он своих?
а нам говорят, что он любит,
и, будто, томится он сам.
кто всем объяснит в мире людям,
что этим сказать хочет нам?